Выбор Фила Полякова

Фил Поляков понял, что устал. Это была не усталость, вызванная длительным стрессом, не «английский» сплин. Корни глубокой хандры Филиппа питались совсем иными соками. И, если опустить долгие философские и психологические размышления, то можно сказать, что Поляков устал быть молодым.
В свои восемьдесят Фил выглядел на сорок, ну, может, чуть больше. Благодаря регулярным инъекциям альфа-киотола и приему синтетических гормонов, ему, впрочем, как и большей части человечества, удавалось сохранить молодость и прилагающуюся к ней бодрость. Последнее было особенно необходимо Полякову, ведь креативщику от рекламы без живости и активности никуда.
По какому-то странному стечению обстоятельств, практически в то же самое время, когда Фил начал замечать первые признаки вышеупомянутой усталости, ему попалась книга Маркеса «Осень патриарха». Поляков воспринял эту выдающуюся книгу весьма специфическим образом. Он понял, что в его жизни настал период, когда пора уже быть стариком.
Филипп поделился своей идей с женой Соней. Та, поначалу, решила, что любимый супруг шутит. Ему восемьдесят! С учетом того, что средняя продолжительность человеческой жизни увеличилась до ста пятидесяти лет, то получается, Фил пожил всего-то больше половины отведенного ему срока. Соня была младше Филиппа на двадцать лет. Она не видела ничего прекрасного в том, чтобы становиться дряхлой, морщинистой, да и ко всему прочему подверженной всяким там болезням. Но, тем не менее, отговаривать супруга Соня не решилась, списав все на запоздалый кризис семидесяти семи, так называемого возраста удачи.
Фил записался на прием к своему врачу, перед этим заказав через Интернет тросточку и соломенную шляпу с широкой коричневой лентой. Врач Полякова, улыбчивый и худощавый, внимательно выслушал своего пациента, а потом ненавязчиво так поинтересовался:
— А Вы не пробовали обратиться к психологу? Возможно, Ваши проблемы можно решить менее кардинальным путем. Могу порекомендовать хорошего специалиста…
— Нет-нет-нет, — запротестовал Филипп. – Я все уже решил. Я хочу быть стариком.
Врач удивленно поднял правую бровь.
— Я должен Вас предупредить о всех возможных рисках. Вы станете больше уставать, появятся головные боли, изменится пигментация кожи, уменьшится ее эластичность. Приготовьтесь к более частым визитам ко мне.
— Давайте лучше поговорим о том, как мы проведем все, — Фил предпочитал не получать негативной информации. – Как скоро я смогу стать стареньким дедушкой?
— Если отменить инъекции альфа-киотола, то на состаривание Вашего организма уйдет несколько лет.
— А по быстрее нельзя? – Полякову не улыбалась перспектива тратить столько времени для воплощения задуманного.
Врач поразмыслил немного.
— Ладно, Фил, пойду Вам на встречу, но исключительно, потому что Вы мой самый любимый пациент. Я выпишу Вам один препарат, убыстряющий работу печени. Альфа-киотол выйдет из Вашего организма гораздо быстрее.
Доктор не соврал. Первые изменения своего организма Филипп заметил всего лишь спустя несколько недель после начала приема чудесного печеночного препарата. У него появилась седина. Фил похвастал белесыми волосинками перед женой. Соню это не особо вдохновило. Она продолжала надеяться, что муж скоро забросит эту дурацкую затею.
Впрочем, не только Соня относилась к решению Фила с обоснованными сомнениями, его друзья, по крайней мере, большая их часть, тоже не совсем поняли, чем его так не устроило в своей настоящей жизни. Они были уверены, что Поляков быстро передумает и сможет избежать последствий резкой отмены альфа-киотола. Лишь некоторые, из окружения Фила поддержали своего друга и то исключительно потому, что считали, некоторым сумасшествиям человека мешать не стоит.
Поляков быстро сообразил, от давних знакомых поддержки не жди. Он начал наводить справки и вышел на один небольшой кружок людей, выбравших естественную старость искусственно созданной молодости. В Интернете их называли то самоубийцами, то сектантами, ведь всем было хорошо известно, что без альфа-киотола и до ста не дотянуть.
Когда Фил познакомился с этими людьми, оказалось, что они совсем не чокнутые, как уверяли он-лайн СМИ, а нормальные веселые старички и старушки, обсуждающие всякую чепуху. Они очень радушно приняли Фила, стали осыпать его советами, порекомендовали толковых врачей.
— Ведь большинство докторов уже не помнят, как лечит стариков, — пояснила Глория, похожая на ожившую мумию женщина, обильно украшенная вульгарными золотыми побрякушками.
— Поверьте, наступает лучшее время вашей жизни, молодой человек, — заверил его Роберт, носивший огромные очки с толстыми стеклами. – Никуда не придется спешить, перестанете думать о всем суетном. В общем, красота, молодой человек.
— Но поначалу придется не просто, — предупредил его Отто, подтянутый стареющий мужчина, который стоил глазки собравшимся дамам. — Будет, тяжело привыкать к тому, что тело становится несовершенно. Я сам всего полгода назад отказался от консерванта. Теперь в моей жизни все натуральное, даже возраст. Да, болят суставы, видеть стал хуже, но йога и вегетериантсво помогают мне оставаться в тонусе. Живу a la naturelle.
Фил не любил йогу и не понимал вегетарианства, но советы бывалых воспринял с должным уважением.
Каждый день, проснувшись, он старался отмечать происходящие с собой изменения. Как ни странно, они его не пугали. Наоборот, он заметил, что негативные на первый взгляд изменения на деле оказывают положительное влияние на его образ жизни. При легком головокружении по утрам можно провести лишние полчаса в постели. А склонность к повышенному давлению заставила Фила наконец-то отказаться от привычки пить кофе и променять его на зеленый чай. Он стал быстрее уставать, из-за чего он стал чаще устраивать перерывы в работе, во время которых Фил размышлял о делах и, как ни странно, это положительно сказывалось на его работе. Поход в супермаркет с Соней и раньше был не самым любимым занятием для Полякова, а теперь стал настоящим испытанием. В результате Соня как-то психанула и Фил был освобожден от этой неприятной для него обязанности.
На выходных Поляков часто ходил в парк, сидел на скамеечке, наблюдал за бегающими и иногда играл в шахматы с Робертом. Однажды кружок старичков позвал Филиппа на танцы. После получаса неспешного вальсирования с Глорией он чувствовал себя уставшим, будто это был не танец, а разгрузка вагонов.
Каждое утро Филипп подолгу смотрел в зеркало на свое меняющееся лицо. Он не мог не признать, что морщины красят его лицо. Фил заметил, что женщины стали заглядываться на него.
— Не всем же нужны сопляки, друг, — пояснил ему Отто, личная жизнь которого стала на порядок богаче после отмены альфа-киотола. – Это закон природы. Женщины видят во всем этом, — он показал на свое морщинистое лицо, — мудрость, опыт. Неужели твоя благоверная еще не оценила нового тебя?
С Соней у Фила отношения даже не испортились, а практически прекратились. Их отдаление началось с того, что она отказалась брать супруга с собой на одну вечеринку.
— Я не хочу позориться рядом с тобой, печеным баклажаном! – вопила Соня.
Фила истерика жены не трогала. Он и сам не горел желанием тащиться на мероприятие, где тумдумкает музыка, наливают только алкоголь и вообще все такие молодые и прекрасные. Филипп знал, там ему будет чертовски скучно. Да и к тому же, новый он заставляет Соню краснеть перед своими друзьями. Жена и так чувствовала себя крайне раздраженной в связи со всем этим. Так что Фил старался оберегать ее от лишних потрясений.
Поляков старел быстрее, чем ожидали врачи. Не прошло и года, как он нагнал свой паспортный возраст. Свой восемьдесят первый день рождения Фил встречал в компании своих новых друзей, с тортом, в котором было вставлено пятьдесят восемь свечей, потому что больше не поместилось. Они все слушали музыку, которая была популярная полвека назад, обсуждали первый фильм режиссера, недавно получившего свой пятый Оскар, рассуждали о том, что джинсы и футболки гораздо удобней всех этих новомодных комбинезонов из нейлонохлопка.
Как бы это не было иронично, молодость Филиппа поддерживало всего два препарата, а его старость – целый десяток. Одна добавка помогала сохранять его суставы, другая оберегала почки, третья защищала сердце и сосуды. И, тем не менее, все эти медикаменты не смогли уберечь Фила от более серьезного недуга, чем утреннее головокружение.
Как-то днем, когда Поляков был на работе, он почувствовал покалывание с левой стороны груди. Покалывание достаточно быстро переросло в стремительно растущую боль. У Фила потемнело в глазах и от потерял сознание. Его спасло то, что его падение заметила секретарь, которая вызвала скорую.
Врачи установили, что это инфаркт. С того света Филиппа вытягивали несколько часов.
Первое, что увидел Фил, очнувшись, была его жена Соня, которая плакала, держа его за руку. Она выглядела неважно, видимо провела у его кровати несколько дней.
— Рано тебе еще меня оплакивать, — сказал Фил, привлекая к себе внимание супруги. – Живой я, живой.
Соня недобро посмотрела на него.
— Дурак ты, Поляков, — раздраженно сказала она. – Самодур и дурак. Ты чуть не умер!
— Ну, не умер же, — надулся Поляков. Его обижало поведение жены. Нет, чтобы пожалеть приболевшего мужа, а она ему тут претензии предъявляет.
— Пока еще не умер, — Соня, казалась, готова была саморучно сделать то, что не помешали сделать природе врачи. – Доктор сказал, что если не возобновить инъекции альфа-киотона и прием гормонов, то второй приступ не за горами. И не факт, что ты его переживешь. В любом случае жизнь свою ты уже укоротил своей глупой прихотью. В общем, Фил, так. Тебе сейчас следует решить, будешь ли ты продолжать свою самоубийственную старость или станешь прежним Филом Поляковым. Но я предупреждаю тебя сразу, я не собираюсь жить со стариком и ждать его очередного приступа.
Соня ушла из палаты, оставив Филиппа самостоятельно размышлять о том, как жить ему дальше.
Еще минуту назад, до разговора с женой, он чувствовал себя хорошо, спокойно, но оставшись один на один с собой, Фил осознал, что ему страшно. Он вспомнил боль во время приступа, вспомнил, как она выключает все остальные чувства. Он представил себе, что было бы, если бы он очнулся и не увидел бы Сони.
И тут Фил осознал, что ему не хотелось бы быть одиноким стариком. Не хотелось бояться, что никто не будет его оплакивать, когда он уйдет. Не хотелось разговаривать только с канарейкой. Филипп любил жизнь во всех ее проявлениях, молодости или старости, активности или размеренности, деятельности или созерцании. Но больше он любил людей вокруг себя. Он нуждался в их энергии, поддержке, да просто компании.
— Сестра, — закричал Фил Поляков, — вколите мне альфа-киотола!