Я собрала в этом посте цитаты из романа Джека Керуака «На дороге»
Когда напишешь о Банановом Короле, ты напишешь о том, как интересен каждый человек. Пока ты не поймешь, как много значит Банановый Король, ты ничего и не узнаешь насколько интересен каждый человек на свете.
Вот вам типичная американская история. Каждый делает то, что, по его мнению, обязан делать.
В Америке парни и девушки так уныло проводят время друг с другом. Желая выдать себя за людей искушенных, они сразу же, даже для приличия не поговорив, отдаются во власть секса. А говорить нужно не слова обольщения — нужен простой, откровенный разговор о душе, ведь жизнь священна и драгоценно каждое ее мгновение.
Мэрилу наблюдала за Дином, как наблюдала за ним всю дорогу по стране и обратно, краем глаза – с хмурым, понурым видом, так, словно хотела отрезать ему голову и спрятать ее к себе в шкаф, с завистливой и горестной любовью к нему, настолько изумительно верному себе, к такому неистовому, колючему, с безумными повадками, наблюдала с улыбкой нежного помешательства, но вместе с тем и зловещей зависти, страшившей меня в ней, с любовью, которая никогда не принесет плода, и Мэрилу это знала, ибо когда глядела на его сухощавое лицо с полуоткрытым ртом, с его мужской замкнутостью и рассеянностью, она знала, что он слишком безумен.
Ничего нельзя понять раз и навегда, Карло. Это никому не дано. Мы и живем-то надеждой, что когда-нибудь нам это удастся.
Съел еще один яблочный пирог со сливочным мороженным. В пути через страну я почти ничего больше не ел: я знал, что это питательно и к тому же вкусно.
Если уроните розу в Гудзон у его таинственных истоков в горах Адирондака, подумайте обо всех тех местах, мимо которых она пропутешествует, прежде чем навсегда исчезнуть в море, — подумайте о прекрасной долине Гудзона.
Ну, теперь видишь, Сал; Бог есть, поскольку мы продолжаем зависать с этим городом, что бы ни пытались сделать, – и замечаешь, какое у него странное библейское название, и этот ветхозаветный тип, который еще раз заставил нас здесь остановиться, и все это связано вместе, как дождь, который по цепочке соединяет всех по всему миру… – Дин все тараторил и тараторил – он был радостно возбужден и буен. Мы с ним вдруг увидели, что вся страна – как ракушка, которая раскрывается нам, а внутри – жемчужина, настоящая жемчужина.
Вот он поднялся от пианино; пот лил с него ручьями; то были его великие дни 1949 года – еще до того, как он стал прохладно-продажным. Когда он ушел, Дин показал на опустевший стульчик:
– Пустой трон Гсоподен, – сказал он. На пианино лежала труба: ее золотая тень бросала странные блики на бредущий по пустыне караван, нарисованный на стене за барабанами. Бог ушел; и теперь стояло молчание его ухода.
Жизнь есть жизнь, и в ней всему есть место.
— Я все молил и молил Мерилу понять, что между нами вечная, мирная, чистая любовь, умолял ее отбросить всякие дрязги — и она понимает. А в душе хочет совсем другого — ей нужен я, весь, целиком. Она никак не поймет, как сильно я ее люблю, она меня просто погубит.
— Все дело в том, что мы не понимаем своих женщин. И обвиняем их, а виноваты сами.
Разойдясь на двенадцать шагов мы оба обернулись, ведь любовь – это дуэль, и посмотрели друг на друга в самый последний раз.
Моя тетушка однажды сказала, что мир никогда не обретет мира, пока мужчины не упадут к ногам своих женщин и не попросят прощения.
Они скрепили свои отношения неразрывными, дьявольскими узами круглосуточных разговоров.
Они приплясывали на улицах как заведённые, а я плёлся сзади, как всю жизнь плетусь за теми, кто мне интересен, потому что интересны мне одни безумцы, те, кто без ума от жизни, от разговоров, от желания быть спасённым, кто жаждет всего сразу, кто никогда не скучает и не говорит банальностей, кто лишь горит, горит, горит, как фантастические желтые римские свечи.
